СТАТЬИ

Дин Рид: «Художник должен рисковать»

Сейчас я спою вам песню, которую вы у себя напечатали, – помните «О, да-да-да!»? А вы подпевайте...

Мы сидели в нашем каминном зале – «каминный зал» – слишком громкое звание для маленькой комнатушки, но камин-то настоящий, живой! В камине горели ящики из-под яблок «джонатан» – их мы добыли во дворе соседнего магазина. К появлению Дина мы еще не успели сломать эти ящики, и Дин, сняв пиджак, ловко орудовал топориком, и официальной беседы потом вроде бы и не было – все шло само собой: разговоры, песни.^[1]

О, Я прекрасно и эту вашу комнатку, и камин помню. Сколько же лет я у вас не был? Около шести! Ну и ну!

Так, значит, что за это время изменилось... Наверное, самое главное – я приобрел новую профессию. Вы знаете – я давно имею дело с кино, часто снимался, но теперь я попробовал себя в новом качестве: сценариста и режиссера.

И играл я в этом фильме – эдакое растроение личности. И все же основное мое творческое приобретение – работа режиссера. Понимаете, я всегда думал, что актер тратит слишком много времени впустую: по настоящему актер работает только около двух часов в день. А режиссер в работе всегда.

Вот такая, к примеру, история: мне по сценарию нужна была сцена с участием десяти тысяч человек. На студии ДЕФА мне сказали: «Дин, мы не Голливуд, ты с ума сошел! С каких денег мы всем этим десяти тысячам платить будем?» Они предложили мне вырезать эту сцену, но она так много значила для фильма. И тут мне повезло. Первый секретарь болгарского комсомола пригласил меня участвовать в митинге солидарности с чилийскими демократами в Софии. На митинге выступали Гладис Марин, Клодомиро Альмейдо, Изабель и Анхель Парра. Вот там я и снял нужную мне сцену. Да, мне очень понравилось быть режиссером...

Но если серьезно – я ведь снимал фильм не просто потому, что мне вдруг захотелось снять фильм. Этот фильм для меня – дело чести. Я хорошо знал Виктора Хару, он был моим другом. И я хотел сделать фильм о Певце – фильм так и называется «Эль Кантор» – «Певец»... Я играю не Виктора Хару и не Дина Рида – мне даже пришлось отпустить усы, чтобы не быть похожим ни на Виктора, ни на Дина, – я играю Певца, это символ.

Я должен был сделать этот фильм не только как дань памяти моему другу – я давал много концертов солидарности с Чили, но аудитория концертов относительно невелика, а фильм могут увидеть все. В этом году он будет показан на пяти кинофестивалях: в Сан-Франциско, в Акапулько, в Сан-Себастьяне, в Монте-Карло и в Карловых Варах. И ваше телевидение уже приобрело его. Я повезу его и на Фестиваль в Гавану.

Эта работа определила для меня многое. Будущее свое, каким я его вижу, конечно, режиссура, но это не значит, что я не буду больше петь: вот недавно я две новые песни написал.

Но главное – буду снимать. Теперь я хочу сделать фильм о трагедии лагеря Тель-Заатар: жители его – и палестинцы, и ливанцы – летом 1976 года в течение 52 дней отражали атаки правых экстремистов. Тель-Заатар был стёрт с лица земли…

А решение сделать этот фильм пришло ко мне так: в прошлом году Ясир Арафат пригласил меня в лагеря палестинцев. И вот как раз в тот день, когда я приехал, израильская авиация начала бомбить Южный Ливан и лагеря палестинских беженцев. Мне не было страшно, честно, не было. Самое сильное ощущение – это была ярость, гнев. Потому что они бомбили тех, кто никакого отношения к войне не имел, – крестьян. Израильская пресса сообщила, что Израиль собирается оккупировать Южный Ливан. И вот тогда я надел форму, и взял в руки автомат, и лежал в окопах вместе с федаинами. Правда, до перестрелки тогда дело не дошло. Но если бы пришлась стрелять – теперь бы я стрелял. Я говорю «теперь», потому что в свое время, в шестьдесят первом году, я уехал из США как раз потому, что стрелять не хотел – я был пацифистом и отказался идти в армию. Но с тех пор я слишком часто видел, как убивали моих друзей. И я понял: можно петь песни, снимать фильмы, но когда приходит время стрелять – надо стрелять. Мне кажется, недостаток многих художников в том, что они сидят в уютных кабинетах и – пишут песни, стихи, сценарии фильмов, которые вдохновляют других людей рисковать жизнью. А я считаю, что художник должен рисковать вместе со всеми.

Ясир Арафат рассказал мне о жизни там, в Тель-Заатаре, о том, что на тридцать тысяч беженцев было всего два врача – один учился у вас, другой в ГДР. И я хочу показать судьбу палестинцев через судьбы этих двух врачей.

Честно говоря, мне нелегко было решиться снимать подобный фильм. И вот почему.

Я уже говорил, почему уехал из Америки. Уже тогда этот мой шаг вызвал ко мне враждебное отношение – многие «патриоты» сочли меня предателем. За эти годы мне не единожды пришлось делать выбор, принимать решения. Это был выбор идеологический и решения, продиктованные совестью. И каждый раз на родине у меня появлялись новые враги. В американской прессе меня теперь уже привычно называют «экс-ковбоем, работающим на Восточную Европу» – клише такое. А когда я последний раз был дома, два года назад, выступал с концертами солидарности с чилийскими демократами – то в «Ньюсуик» обо мне написали: «Дин Рид – агент Кремля!» Понимаете, наши средства массовой информации часто играют в либерализм, на это только игра. Да, к примеру, телевидение показывало выступления Джорджа Харрисона в пользу Бангладеш, но, откровенно говоря, Бангладеш не такая уж была серьезная проблема для правительства США. Или другой пример: Джейн Фонда и Марлон Брандо. Они мыслящие, прогрессивно настроенные артисты, но от экрана им все же не отказано, потому что, как бы прогрессивны они ни были, главное – они не марксисты. Я же хоть и не член коммунистической партии – единственная организация, к которой я принадлежу, это Всемирный конгресс миролюбивых сил, – «скомпрометировал» себя марксистскими убеждениями. Потому, кстати, мне и не позволили выступить по телевидению во время моей последней поездки на родину – правда, один раз я все же выступил, по некоммерческому телевидению в Лос-Анджелесе... Из-за этих моих убеждений я сидел в тюрьмах четырех стран: Венесуэлы, Чили, Аргентины и Италии; мне запрещен въезд в те же Италию и Аргентину, а еще в Уругвай, Боливию, даже в Сан-Марино... В этих странах были приняты специальные законы на мой счет: «Дин Рид представляет угрозу для безопасности страны». Я персона нон грата. Уверен, это произошло не без участия госдепартамента США.

И вот теперь, когда я сниму фильм о Тель-Заатаре... Наверное, я совсем не смогу бывать на родине: сионисты контролируют у нас большую часть прессы, шоу-бизнеса. И тем не менее я принял такое решение, потому что каждый должен когда-то выбрать, на чьей стороне правда.

Жалел ли я когда-нибудь а том, что сделал? Большинство людей на моей родине не принимает моих действий. Даже моя семья не согласна со мной, и иногда я чувствую себя очень одиноким. Но не стоит об этом говорить... Потому что я выбрал для себя главное, и сделал это с открытыми глазами.

На прощание Дин Рид подарил читателям «Ровесника» свою новую песню. Называется она «Скажи мне, как».